ИЗТЕЗАНИЯТА НА СЕКРЕТАРЯ НА ЦК НА БКП Трайчо Костов в „комунистическата” ДС

ХОДОС  - „Изфабрикуваните процеси” (1981)

 ... В  конце  мая  1949  г.  тайные  приготовления   к сфабрикованному  процессу  закончились  и  Червенков направился к  Сталину и Берия для того, чтобы обсудить точное проведение процесса, не консультируясь при этом с Димитровым, лежавшим в  московском  госпитале (см. Деведиев 1962, с. 34).

     После  своего возвращения  Червенков  созвал  11  июня особое пленарное заседание Центрального Комитета. "С марта стали известны новые крайне веские факты антипартийной деятельности Костова" - сказал Коларов.-  Было доказано, что   он   пытался  систематически  саботировать  коллективизацию  сельского хозяйства,    подорвать    авторитет    Димитрова,   затормозить    развитие промышленности и нарушить единство партии. Тяжелый вред, который он причинил партии  и  болгаро  -  советским отношениям  остался  скрытым  за  ничего не говорящей словесной самокритикой. Не может быть никаких  сомнений в том, что проступок Костов близок  к титоизму" -  продолжил Коларов. "Он превратился в знаменосца  международной реакции  и  примкнул к  жалким  остаткам  разбитой монархо -  фашисткой клики. Сегодня его имя равнозначно всему, что враждебно нашей партии." Центральный Комитет единогласно  решил снять Костова со  всех партийных  и  государственных  постов и исключить его  из  партии (см. Dеwar 1953, c. 180ff).

     Костов на  заседании не присутствовал, поскольку накануне ночью  он был арестован органами госбезопасности в собственной квартире. Сначала арест был секретным. Только 20 июня в центральном органе "Работническо Дело" появилось краткое сообщение  министерства внутренних дел о том, что Трайчо Костов взят под  стражу за экономический  саботаж и шпионаж  в пользу империалистических держав.

     Костов был доставлен  в главное  управление  госбезопасности  и  брошен связанным по рукам  и ногам в подземную камеру. Сразу же начались пытки. Уже в  первую  ночь через воздушный клапан в камеру была пущена  ледяная вода  и Костову  пригрозили,  что его  утопят, если  он  немедленно не признается  в шпионской деятельности. Это было только начало. Допросы длились день и ночь, прерываемые только самыми жестокими  пытками, которые могли выдумать офицеры госбезопасности под  руководством, надзором и личном участии "советников" из МВД^[14].  Костов держался  четыре месяца, но  в  октябре 1949  г. физическое и психическое  давление сломило его  сопротивление и он  подписал первый протокол с признаниями.

     Вместе с Костовым  было арестовано около  200 человек, высших партийных функционеров  и  государственных  чиновников, имевших  служебные  или личные контакты  с   Костовым,  участвовавших   в   партийных  или  государственных переговорах  с  Югославией,  готовивших  или  ведших  торговые переговоры  с Советским Союзом. Их пытали до  тех пор, пока они не давали  своего согласия признать  свое  участие  в  титоистском заговоре,  как  сообщников  Костова, предписанную им московским сценарием. Из этих 200 режиссеры  выбрали десяток самых покорных и достаточно представительных и,  как только Костов сломался, начали их готовить к показательному процессу.

     Техника  этой  заключительной стадии полицейской  фазы расследования  я подробно   опишу   в   главе   о   процессе   Райка.  Софийское   управление госбезопасности, как  и за  три  месяца до  этого ее будапештский эквивалент превратилась в дом отдыха для выхаживания и оздоровления полумертвых жертв и

восстановления их  подорванных  идеалов. Начался  предпоследний  акт пьесы - использование второй лжи, после того,  как заключенные выполнили свою первую задачу. Отобранные для  большого показательного процесса получали заверения, о  том,  что  партия знает  всю  правду и  суд  вынесет приговор только  для видимoсти. К тем,  кто  сумеет безошибочно и  убедительно повторить наизусть выученные признания будут подходить умеренно и как только схлынет волна, они будут награждены прощением. Внешне Костов также участвовал в ритуале обмана, но он играл по собственным правилам, которые открылись довольно скоро.

     На  последней стадии  подготовку  нужно  было  вынести  из  подвалов  и застенков  герметически  закрытых  камер  госбезопасности и  секретных  вилл советского МВД в открытый  мир. В конце 1949 г. Червенков проинформировал ЦК о  ходе   следствия   и  поручил  21  члену  организовать   шесть   комиссий экономических  экспертов  с  четко очерченной  задачей  подкрепить  общие  и голословные    обвинения    в   "экономическом   саботаже"   профессионально подобранными  фактами.  В  ноябре  обвинительный  акт  был  проверен  Берия, утвержден и представлен ЦК.  Особая комиссия  ЦГ по согласованию  с  Москвой вынесла  приговоры  и  выбрала  вместе  с  Генеральным  прокурором  Димитром Георгиевым шесть членов Верховного Суда во главе с его Председателем Борисом Лозановым.  Судьи  должны  были задавать свои  вопросы и фиксировать  ответы обвиняемых  строго  в соответствии  с  полученными инструкциями.  21  ноября обвинительный акт  был  опубликован  в газетах. Сфабрикованный процесс можно было начинать.

     "Процесс No 1891/1949  против изменников Родины, шпионов и саботажников группы  Трайчо Костова"  проходил с 7 по 14  декабря 1949 г. в Большом  зале Центрального Дома Народной Армии.  Милиция установила кордон для того, чтобы держать  любопытных  вдали  от  здания,  заполненного   сотрудниками  тайной полиции,    советскими   наблюдателями,    отечественными   и   иностранными журналистами, надежными  делегатами  от заводов  и колхозов.  Заседания суда транслировались по радио.^{[ 15]}

     Рядом с Костовым  сидели десять  обвиняемых. Это были  министр финансов Иван  Стефанов. С 20-х годов он  жил в изгнании, сначала в Берлине и Париже, позднее в Советском  Союзе.  К своему несчастью  он  был отдаленно  связан с болгарским коммунистом Христианом  Раковским, который в  1938 г.  в  большом показательном  троцкистском  процессе  против  Бухарина  был   приговорен  к смертной  казни.  В  1929  г.  Стефанов  вернулся в  Болгарию  и стал членом Центрального  Комитета. Далее шли два члена  ЦК: Никола  Павлов, заместитель министра  строительства и Васил Ивановски, начальник управления  пропаганды.

Пятеро  обвиняемых занимали  крупные  экономические  посты в  правительстве:

Никола Начев, заместитель председателя Экономического Совета; Борис Андронов Христов, торговый  атташе  в московском посольстве;  Цончо Стефанов  Цончев, управляющий Национальным Банком; Иван  Славов Гевренов,  начальник  отдела в министерстве  промышленности  и  Иван  Георгиев  Тутов, начальник сектора  в министерстве торговли. Двое остальных обвиняемых выполняли в  сфабрикованном

процессе  особую   роль:   Илья  Иванов   Баязалиев,   секретарь   профсоюза строительных рабочих во время войны был  политкомиссаром болгарских партизан

и взаимодействовал с  партизанской  армией  Тито; и македонец Благой  Иванов Хаджи Панцов  в 1947 г. был послан Тито в Софию советником посольства, после начала  конфликта со  Сталиным  он перешел на сторону Коминформа и теперь по инструкциям советского посла и софийского резидента МВД должен был выступить с пропагандистским разоблачением Тито, как орудия "империалистов".

     Во время процесса факты были превращены в  свою противоположность, лица "перевернулись": изменивший Тито Хаджи - Панцов превратился в тайного агента Югославии, друг Тито Димитров  в его врага, преданные, испытанные коммунисты в  шпиков фашистской  полиции. Признания "выбитые" из  обвиняемых, послужили прежде всего для  "доказательства" роли  югославских лидеров  Тито, Карделя, Джиласа  и  Ранковича как  англо - американских марионеток; "разоблачить" их заговор вместе с Костовым и его  бандой, направленный  на свержение народной демократии в Болгарии и ее отрыв от Советского Союза.

     Сценарий процесса Костова представлял собой ограниченную узкими рамками копию процесса Райка в Венгрии, который был поставлен за три месяца до этого на  будапештской   сцене.   Он  концентрировался   исключительно  на   обоих южнославянских  народах, в  отличие от венгерского процесса  с  его  гораздо более широким  радиусом захвата и  открыто  преследуемой  целью  втянуть все остальные страны - сателлиты в цепочку сфабрикованных процессов.

     В Софии, как и в Будапеште, сначала нужно было втоптать в грязь престиж главных   обвиняемых.   Костов   был    объявлен   троцкистом,   предателем, "левосектантом", который с 1930 г. сотрудничал  с жертвами советской  чистки Бела Куном и Валицким, а  в 1944 г.  он был завербован болгарской фашистской полицией.  В  обвинительном  Акте утверждалось, что в  1944 г.  он вступил в связь  с полковником Бэйли  и генералом  Дональдом Ридом Хитом, американским послом   и  одновременно   агентом  Intelligence  Service   и   американских разведывательных служб.  Вскоре после этого англо - американцы передали роль руководителя шпионской сети югославам, а  Костову было поручено организовать заговор  с  целью включения  болгарской  Македонии  в Югославию,  а Болгарии седьмой   республикой  в   титоистский  южнославянский  Союз,   саботировать экономические  и  политические отношения  с  Советским  Союзом  и  свергнуть Димитрова, а если понадобится, то и убить.

     Различия в венгерском и болгарском процессах,  небольшие масштабы  дела Костова,  его  ограниченность  собственно  титоистско  -  империалистическим заговором   протим   Болгарии  объясняется   различным  историческим  фоном:

болгарские  коммунисты в межвоенный период  меньше контактировали с Западом, чем их венгерские, чехословацкие, немецкие  и польские товарищи ; убежище от преследований и тюрем за  нелегальную  политическую  деятельность, участие в составе интербригад  в гражданской войне в Испании они нашли не в Англии или Франции, а в  Советском Союзе, где они понимали язык и где смогли включить в руководство   Коминтерна   непропорционально   большой    контингент   своих соотечественников.  Во  время   Второй  мировой  войны  в  Лондоне  не  было болгарского правительства в изгнании  и никакие эмигрантские  организации не скрывались в Швейцарии. Болгарские товарищи боролись не в рядах французского Сопротивления, но бок о бок с югославскими партизанами.

     Фигура  Димитрова  также  была  важным  фактором,  обусловившим отличие болгарского процесса  от  венгерского и всех последующих. Его дружба с Тито, его поддержка идеи создания  балканской конфедерации вызвали  непредвиденную задержку начала  процесса  Костова.  Только благодаря его вывозу в Советский Союз  в  январе  1949  г.  появилась  влзможность  начать  подготовку  этого процесса, в то  время  как  приготовления  к  процессу Райка уже шли  полным ходом.  Димитров  до  последнего  отказывался   помочь  ложными  обвинениями свергнуть Костова . Он  знал, что скоро умрет и поэтому отказ уже не мог ему повредить. Письмо,  которое было  найдено незадолго до процесса в котором он предупреждал  партию  от  Костова несомненно было фальшивкой МВД. Болгарский процесс,  который по  плану  должен был предшествовать венгерскому, пришлось сдвинуть, в  результате  чего  образовался  тупик, из  которого нельзя  было протянуть никаких нитей в империю  сателлитов. Однако,  самое резкое отличие состояло в  драматическом  отказе  Костова  на  открытом  процессе от  своих показаний  сделанных во  время предварительного следствия.  "Я  признаю себя виновным ", -  так начал он свое выступление, - "в неправильном  отношении к Советскому  Союзу,  которое  проявлялось в спекулятивных методах  торговли с СССР, в засекречивании цен при сделках с капиталистическими государствами, а также в моем указании использовать  закон о защите  государственной тайны, в либеральном  отношении  к  антисоветским высказываниям, произносимым в  моем присутствии. Повторяю: я признаю себя виновным в националистическом уклоне в отношении Советского Союза,  которое заслуживает самого сурового осуждения".

(Цит. по Der Prozess .... 1951, 74f). Он продолжал обличать  свое либеральное отношение  к  антисоветским высказываниям,  произносимым в его присутствии и добавил, что несправедливо критиковал Димитрова, чем подрывал его авторитет.

Однако,  эти "признания"  были  явным отклонением  от текста,  предписанного судьями и нервно-встревоженный Председатель суда Лозанов  попытался  вернуть обвиняемого на правильный  путь: "Костов,  согласно обвинительному  акту,  с которым Вас ознакомили, Вы обвиняетесь за преступления, совершенные в апреле и мае  1942 г. Какие объяснения Вы можете дать?".  Ответ Костова был подобен грому с  ясного  неба. "Я  как раз собирался  это сделать. Я не признаю себя виновным в том,  что  капитулировал перед фашистской полицией, в  том, что я был завербован английской секретной службой и в заговорщической деятельности вместе  с  кликой Тито.  Я не  подтверждаю эти показания сделанные во  время предварительного следствия".  (Цит. по ibid. c. 76f). Поскольку он продолжал отказываться  от  одного  пункта  обвинения  за  другим,  Председатель  суда распорядился прервать его  выступление, вывести Костова из зала заседания  и продолжить  заседание суда с оглашением  протоколов  признаний,  выбитых  из Костова в тюрьме госбезопасности.

     Когда 14  декабря 1949 г.  11  обвиняемым  было предоставлено последнее слово,  Костов снова отказался  следовать положениям сценария МВД.  "В своем последнем слове  перед  глубокоуважаемым судом" - начал он, "я  считаю своим сознательным  долгом  заявить Суду и тем самым и  болгарской общественности, что я никогда не находился на службе английских шпионских служб, никогда  не участвовал в заговорщических планах Тито и его клики, что всегда испытывал к Советскому Союзу уважение и почтение". (Цит. по ibid. c. 639). Костова снова прервали и охрана силой усадила его на скамью подсудимых.

     Этот отказ остался исключением. Слушание  дела шло предписанным ходом с "признаниями" остальных десяти обвиняемых. 51 "свидетель" также сделали свои заранее  зазубренные  показания.  Частично  это  были  осужденные фашистские преступники,  которых  поманили  обещанием  освобождения  за  их  обвиняющие показания. Частично коммунисты, сломленные пытками, извлеченные  из тюремных

камер, в которых  они дожидались своих  сфабрикованных  процессов  и которые надеялись  послушанием смягчить свой приговор. Далее были зачитаны тщательно "политизированые"   офицерами   госбезопасности   отчеты    шести   комиссий экономических  экспертов  по  саботажной  деятельности  обвиняемых.  Наконец пришел  через "защитников" отобранных  органами  безопасности, роли  которых были срежиссированы  тайной  полицией и которые только повторяли  обвинения, выдвинутые  против своих подзащитных. Например,  защитник Костова, известный др.  Любен  Дукменджиев  в  своей  проклинающей  речи  ни  одним  словом  не обмолвился о том, что его клиент отказался от своих "признаний".

     14 декабря суд огласил приговор, заранее  вынесенный Сталиным,  Берия и Червенковым: Костов - смертная казнь через повешение, Иван Стефанов и Павлов - пожизненное заключению, Начев, Цончо Цончев,  Иван Славов, Иван Георгиев и Благой  Иванов Хаджи Панчов - к  15 лет каторжных работ, Бориса  Андронова и Васила Атанасова - к 12 лет, Илью Баязалиева к 8 лет.

     Через день после вынесения приговора Червенков посетил Костова в камере смертников,  заверил его,  в том, что  болгарские и советские товарищи точно знают, что он не может быть ни шпионом, ни преступником и апеллировал к  его верности коммунистической партии  и предложил  отозвать свой отказ: позорный приговор послужит только для международного рабочего движения,  а  жизнь ему будет сохранена. До сих пор неизвестно, почему Костов не  устоял  перед этим натиском.   Болгарские   власти  опубликовали   факсимиле   его  прошения  о помиловании в Президиум  Национального Собрания с собственноручной подписью.

"Я признаю все обвинения, выдвинутые против меня судом и подтверждаю целиком

и полностью свои показания, сделанные во время предварительного следствия...

Я искренне сожалею о своем поведении, которое можно объяснить только крайним нервным  напряжением  и  прошу Вас ...  отменить  вынесенный мне  приговор и заменить  его пожизненным  строгим тюремным заключением" (Цит.  по  ibid. c. 653).

     На следующий  день,  16  декабря 1949  г. президиум  отклонил  прошение Костова   о  помиловании,  как  необоснованное.   Приговор  был  приведен  в исполнение в этот же вечер.

     Одиннадцать  жертв   были  только  видимой  верхушкой  айсберга.  После главного  процесса   состоялся  долгий  ряд  секретных  процессов  над   200 обвиняемыми от ведущих  партийных функционеров и государственных деятелей до незначительных сотрудников  македонских и болгаро  -югославских организаций.

Сотни  других членов партии, единственным  грехом которых  было то, что  они были   коллегами,   друзьями   или   родственниками   осужденных   были    в административном  порядке  интернированы  в лагерях.  Только  из  49  членов Центрального Комитета 17 попали под жернова процесса. (см. Brzezinski, 1962,

c. 115).

     Из ведущих  функционеров, бесследно исчезнувших и  осужденных  в тайных процессах,  как  "шпики   фашисткой  полиции,  империалистические  агенты  и титоисткие  заговорщики"  здесь   достаточно  дать  только  представительную выборку: член Политбюро профессор Петко Кунин, министр промышленности Георги Ганев,  директор  управления  госбезопасности;  Иван  Масларов, оргсекретарь Центрального  Комитета; полковники госбезопасности Стефан Богданов и  Никола Задгорски; руководитель  военной  разведки генерал Петр Вранчев; командующий пограничной стражей генерал Глев Главинчев; Любомир Кайраков, Йордан Божилов и Стефан Тончев, министры электрификации, внешней торговли, почт, телеграфов и телефонов; далее пять заместителей министров иностранных дел, транспорта и внутренней торговли. (см. Деведиев 1962, c 48 ff).