Приказката на старицата Изергил за сърцето на Данко ...

(Максим Горки – написано през 1895)

.....

"Жили на земле в старину одни люди, непроходимые леса окружали  с  трех сторон таборы этих людей, а с четвертой -  была  степь.  Были  это  веселые, сильные и смелые люди. И вот пришла однажды тяжелая пора  явились  откуда-то иные племена и прогнали прежних в глубь леса. Там были болота и тьма, потому что лес был старый, и так густо переплелись его ветви,  что  сквозь  них  не видать было неба, и лучи солнца едва могли  пробить  себе  дорогу  до  болот  сквозь густую листву. Но когда его лучи падали на воду болот,  то  подымался смрад, и от него люди гибли один за другим. Тогда стали плакать жены и  дети этого племени, а отцы задумались и впали в тоску.

Нужно было уйти  из  этого леса, и для того были две дороги: одна - назад, - там были  сильные  и  злые враги, другая - вперед, - там стояли  великаны-деревья,  плотно  обняв  друг друга могучими ветвями, опустив узловатые корни глубоко в цепкий ил  болота.

Эти каменные деревья стояли молча и неподвижно днем в сером  сумраке  и  еще плотнее сдвигались вокруг людей  по  вечерам,  когда  загорались  костры.  И всегда, днем и ночью, вокруг тех людей было кольцо крепкой тьмы,  оно  точно собиралось раздавить их, а они привыкли к степному простору. А еще  страшней было, когда ветер бил по вершинам деревьев и весь  лес  глухо  гудел,  точно грозил и пел похоронную песню тем людям. Это были все-таки сильные  люди,  и могли бы они пойти биться насмерть с теми, что однажды победили их,  но  они

не могли умереть в боях, потому что у них были заветы, и коли б умерли  они, то пропали б с ними из жизни и заветы.  И  потому  они  сидели  и  думали  в длинные ночи, под глухой шум леса, в ядовитом смраде болота. Они  сидели,  а тени от костров прыгали вокруг них в безмолвной пляске, и всем казалось, что это не тени пляшут, а торжествуют злые духи леса и болота... Люди все сидели и думали. Но ничто - ни работа, ни женщины не изнуряют  тела  и  души  людей

так, как изнуряют тоскливые думы. И ослабли люди  от  дум...  Страх  родился среди них, сковал им крепкие руки, ужас родили женщины  плачем  над  трупами умерших от смрада и над судьбой скованных страхом живых, - и трусливые слова стали слышны в лесу, сначала робкие и тихие, а потом все громче и громче ...

Уже хотели идти к врагу и принести  ему  в  дар  волю  свою,  и  никто  уже, испуганный смертью, не боялся рабской жизни...

Но тут явился  Данко  и  спас всех один".

     Старуха, очевидно, часто  рассказывала  о  горящем  сердце  Данко.  Она говорила певуче, и голос ее, скрипучий и глухой, ясно рисовал предо мной шум леса,  среди  которого  умирали  от  ядовитого  дыхания  болота  несчастные, загнанные люди...

"Данко - один из тех людей, молодой красавец.  Красивые  - всегда смелы. И вот он говорит им, своим товарищам:

     - Не своротить камня с пути думою. Кто ничего не делает, с  тем  ничего не станется. Что мы тратим силы на думу да тоску? Вставайте, пойдем в лес  и пройдем его сквозь, ведь имеет же он конец  -  все  на  свете  имеет  конец!

Идемте! Ну! Гей!..

     Посмотрели на него и увидали, что он лучший из всех, потому что в  очах его светилось много силы и живого огня.

     - Веди ты нас! - сказали они.

     Тогда он повел..."

     Старуха помолчала и посмотрела в степь, где все густела  тьма.  Искорки горящего  сердца  Данко  вспыхивали  где-то  далеко  и   казались   голубыми воздушными цветами, расцветая только на миг.

     "Повел их Данко. Дружно все пошли за ним - верили в него. Трудный  путь это был! Темно было, и на каждом шагу болото  разевало  свою  жадную  гнилую пасть, глотая людей, и деревья заступали дорогу могучей стеной.  Переплелись их ветки между собой; как змеи, протянулись всюду корни, и каждый шаг  много стоил пота и крови тем людям. Долго шли они... Все гуще становился лес,  все меньше было сил! И вот стали роптать на  Данко,  говоря,  что  напрасно  он,

молодой и неопытный, повел их куда-то. А он шел впереди  их  и  был  бодр  и ясен.

     Но однажды гроза грянула над лесом, зашептали деревья глухо, грозно.  И стало тогда в лесу так темно, точно в нем собрались сразу все ночи,  сколько их было на свете с той поры,  как  он  родился.  Шли  маленькие  люди  между больших  деревьев  и  в  грозном  шуме  молний,   шли   они,   и,   качаясь, великаны-деревья скрипели и гудели  сердитые  песни,  а  молнии,  летая  над

вершинами леса, освещали его на минутку синим, холодным огнем и исчезали так же быстро, как являлись, пугая людей. И деревья, освещенные  холодным  огнем молний, казались живыми, простирающими  вокруг  людей,  уходивших  из  плена тьмы, корявые, длинные руки, сплетая их в густую  сеть,  пытаясь  остановить людей. А из тьмы  ветвей  смотрело  на  идущих  что-то  страшное,  темное  и холодное. Это был трудный путь, и люди, утомленные им,  пали  духом.  Но  им стыдно было сознаться в бессилии, и вот они в злобе и  гневе  обрушились  на Данко, человека, который шел впереди их. И стали они упрекать его в неумении  управлять ими, - вот как!

     Остановились они и под торжествующий шум  леса,  среди  дрожащей  тьмы, усталые и злые, стали судить Данко.

     - Ты, - сказали они, - ничтожный и вредный человек для  нас!  Ты  повел нас и утомил, и за это ты погибнешь!

     - Вы сказали: "Веди!" - и я повел! - крикнул  Данко,  становясь  против них грудью. - Во мне есть мужество вести, вот потому я повел вас! А вы?  Что сделали вы в помощь себе? Вы только шли и не умели сохранить  силы  на  путь более долгий! Вы только шли, шли, как стадо овец!

     Но эти слова разъярили их еще более.

     - Ты умрешь! Ты умрешь! - ревели они. А лес все гудел и гудел, вторя их крикам, и молнии разрывали тьму в клочья. Данко смотрел на тех, ради которых он понес труд, и видел, что они - как звери. Много людей стояло вокруг него, но не было на лицах их благородства, и нельзя было ему ждать пощады от  них.

Тогда и в его сердце  вскипело  негодование,  но  от  жалости  к  людям  оно погасло. Он любил людей и думал, что, может быть, без него они  погибнут.  И вот его сердце вспыхнуло огнем желания спасти их, вывести на легкий путь,  и тогда в его очах засверкали лучи того могучего огня... А  они,  увидав  это, подумали, что он рассвирепел, отчего так  ярко  и  разгорелись  очи,  и  они насторожились, как волки, ожидая, что он будет  бороться  с  ними,  и  стали плотнее  окружать его, чтобы легче им было схватить и убить Данко. А  он  уже понял их думу, оттого еще ярче загорелось в нем  сердце,  ибо  эта  их  дума родила в нем тоску.

     А лес все пел свою мрачную песню, и гром гремел, и лил дождь...

     - Что сделаю я для людей?! - сильнее грома крикнул Данко.

     И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из  нее  свое  сердце  и высоко поднял его над головой.

     Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и  весь  лес  замолчал, освещенный этим факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась  от  света его и там, глубоко в лесу, дрожащая, пала в  гнилой  зев  болота.  Люди  же, изумленные, стали как камни.

     - Идем! - крикнул Данко и бросился вперед на свое место,  высоко  держа горящее сердце и освещая им путь людям.

     Они бросились за ним, очарованные. Тогда лес снова  зашумел,  удивленно качая вершинами, но его шум был заглушен топотом бегущих людей.  Все  бежали быстро и смело, увлекаемые чудесным зрелищем горящего сердца.

     И теперь гибли, но гибли без жалоб и слез. А Данко все был  впереди,  и сердце его все пылало, пылало!

     И вот вдруг лес расступился перед ним,  расступился  и  остался  сзади, плотный и немой, а Данко и все те люди сразу  окунулись  в  море  солнечного света и чистого воздуха, промытого дождем Гроза была - там, сзади  них,  над лесом, а тут сияло солнце, вздыхала степь, блестела трава в брильянтах дождя и золотом сверкала река... Был  вечер,  и  от  лучей  заката  река  казалась красной, как та кровь, что била горячей струьй из разорванной груди Данко.

     Кинул взор вперед себя на ширь степи гордый смельчак Данко, - кинул  он радостный взор на свободную землю и засмеялся гордо. А потом упал и - умер.

     Люди же, радостные и полные надежд, не заметили смерти его и не видали, что еще  пылает  рядом  с  трупом  Данко  его  смелое  сердце.  Только  один осторожный человек заметил это и, боясь чего-то, наступил на  гордое  сердце

ногой... И вот оно, рассыпавшись в искры, угасло..."

     - Вот откуда они, голубые искры степи, что являются перед грозой!

     Теперь, когда старуха кончила  свою  красивую  сказку,  в  степи  стало страшно тихо, точно и она была поражена силой смельчака Данко, который  сжег для людей свое сердце и умер, не прося у них ничего в награду себе.  Старуха дремала. Я смотрел на нее  и  думал:  "Сколько  еще  сказок  и  воспоминаний осталось в  ее  памяти?"  И  думал  о  великом  горящем  сердце  Данко  и  о человеческой фантазии, создавшей столько красивых и сильных легенд.

     Дунул ветер и обнажил из-под лохмотьев сухую  грудь  старухи  Изергиль, засыпавшей все крепче. Я прикрыл ее старое тело и сам  лег  на  землю  около нее. В степи было тихо и темно. По небу все ползли тучи, медленно, скучно...

Море шумело глухо и печально.